... Шли вторые сутки полета. Космонавты уже «обжили» корабль и скафандр, освоились с невесомостью, сосредоточились на проверке нового оборудования. Вот тут-то и началось ...
Одно из удивительных свойств памяти — извлекать из далекого прошлого воспоминания о давно забытых казалось бы событиях и снова переживать связанные с ними обстоятельства так, словно все их участники еще окружают тебя и судьбы этих людей тесно связаны с твоей судьбой. Со мной такое не редкость. Вот и сейчас память возвращает к одному очень важному этапу...
Особая история — полеты наших ДОСов (долговременных орбитальных станций). Всем им было присвоено одно наименование — «Салют». Каждый очередной получал еще и порядковый номер. Последним «Салютом» стал седьмой. А первый, если бы ни интриги в высших конструкторских кругах должен был называться «Алмазом». Проектировать эту станцию начали в 1965 году в конструкторском бюро В.Н.Челомея. В конце 60-х к созданию своей станции приступила «королевская фирма» (в те годы главным конструктором был В.П.Мишин). В ее основу легли многие технические решения «Алмаза». 19 апреля 1971-го станция была выведена на орбиту и объявлена как «Салют».
Жесткая стыковка и трудная расстыковка «Союза-10», гибель экипажа «Союза-11», отмена стартов кораблей «Союз-12» и «Союз-13», полет станции в автоматическом режиме завершились тем, что 11 октября «Салют» сошел с орбиты и прекратил существование.
«Янтари» еще не знают, что уходят в космос с «билетом в один конец»
#t На 29 июля 1972 года был назначен старт «Салюта-2». Однако авария ракеты-носителя перечеркнула эти планы. Все экипажи, которые должны были работать на ДОС-2, пришлось переориентировать на следующую станцию.
11 мая 1973 года состоялся запуск «Салюта-3». Станция вышла на орбиту, однако уже на первых витках обнаружились неполадки в системе ориентации. И вот тут-то сработала наша система «темнить до конца». Когда стало ясно, что эксплуатировать станцию в пилотируемом режиме невозможно, ее назвали «Космос-557». Планировавшиеся полеты космонавтов вновь отменили, началась переподготовка экипажей, неопределенность в судьбах людей, а вместе с ней и нервозность, которая царила в Центре подготовки космонавтов.
В это время на Байконуре находилась так называемая ОПС — орбитальная пилотируемая станция. Она предназначалась для решения военных задач и была тем самым «Алмазом», который создавался в ОКБ Челомея. 3 апреля станцию запустили, но в официальном сообщении о выводе на орбиту ее назвали «Салют-2». На середину апреля намечался старт корабля «Союз» под номером «12», пилотировать его должны были Павел Попович и Юрий Артюхин. Однако старт пришлось отменить. На тринадцатые сутки полета на борту «Салюта-2» произошла авария, которая привела к внезапной разгерметизации станции. 29 апреля ОПС-1 прекратила свое существование.
25 июня 1974 года под названием «Салют-3» на орбиту вышел ОПС-2 или «Алмаз». 4 июля на борт станции прибыл первый экипаж. Программа «Алмаз», начавшаяся с опозданием на год, пошла, как говориться, наперекосяк: срывы стыковок, отмена стартов, прекращение эксплуатации в пилотируемом режиме. 24 января 1975 года ОПС-2 («Салют-3») исключили из реестра из-за прекращения существования.
Потом появился «Салют-4», стартовавший 26 декабря 1974-го. 22 июня 1976 года еще один «Алмаз» под названием «Салют-5» начал работать на орбите. 412 суток находился он в космосе. Не все запланированное удалось сделать. Экспедиции на «Алмаз» по-своему интересны, многое и по сей день окутано тайной. Последующие запуски «Салюта-6» и «Салюта-7» затмили предыдущие попытки планомерно и продолжительно обживать космос. К этим полетам мы еще вернемся, ибо все перипетии с «Союзами» и «Алмазами» завершились тем, что на орбите появился уникальный многомодульный комплекс «Мир», который исправно (вопреки ожиданиям и ресурсным прикидкам) несет свою вахту вот уже более десяти лет. Это — бесспорное достижение и космической науки, и конструкторской мысли, и производства. И все-таки вернемся к трагедии на «Союзе-11».
В сентябре 1971 года работы на «Салюте первом» предполагалось продолжить. Взамен заболевшего Валерия Кубасова в экипаж включили Алексея Губарева. На заключительном заседании
Госкомиссии Леонов доложил, что он, Колодин и Губарев к полету готовы. Старт отменили, сомнения вызвал корабль.
Итак, доработанный корабль предстояло испытать в полете. Поручили это Василию Лазареву и Олегу Макарову.
Василий Лазарев… До и во время тренировки
Липкая темнота осени и моросящий туман окутали Звездный городок. В окнах тускнели и гасли огни, а мы с Василием Лазаревым молча меряли шагами мокрые асфальтовые дорожки. Холодные капельки катились по щекам и переносице, щекотали глаза. Рваные тучи ползли почти над головой, небо было так низко, что, казалось, его можно достать рукой. Да и настроение было под-стать этой унылости.
— В космосе плохой погоды не бывает, — прервал молчание Василий. — Один сезон на все времена. И только Земля меняет свой окрас...
— Расскажи о полете, о том, что было на госкомиссии, — прервал его.
— Как-нибудь потом...
По лицу его пробежала тень, а в глазах была глубокая, донная тоска. И снова — молчание. Тягучее, тягостное.
— Вот чего понять не могу и не пойму, наверное, никогда, — он остановился и посмотрел на меня в упор. — Зачем им хотелось услышать от меня то, чего не было? А то, что было им не нравилось...
«О чем это он, — не понял я. — Какая-то тайна после тайны». Но интуиция подсказывала, что этот его космический полет, первый после гибели Добровольского, Волкова и Пацаева, был вовсе не простым. По репликам в Евпаторийском центре управления можно было предположить, что на борту «Союза-12» не все складывалось нормально. Но тогда, в сентябре 1973-го, в официальных сообщениях ТАСС об этом ничего не сообщалось. Говорилось, что полет проходит по программе, экипаж чувствует себя хорошо и прочие «стандарты». Между тем...
... Шли вторые сутки полета. Космонавты уже «обжили» корабль и скафандр, освоились с невесомостью, сосредоточились на проверке нового оборудования. Вот тут-то и началось: сначала серьезные неполадки в системе жизнеобеспечения, потом — отказы в приборах ориентации. А ведь за этим — возвращение с орбиты. Лазарев и Макаров не бездействовали, все, что выявляли и делали, записывали в бортовые журналы.
Летчик-испытатель по профессии, Василий фиксировал все сбои с особой тщательностью, коротко излагал причины или предположения. Олег — грамотный инженер с большим опытом работы в ОКБ тоже был предельно внимателен и придирчив ко всему, что происходило. Записи дублировались «наговором» на магнитофон. Словом, не скрывали ничего.
Государственная комиссия собралась сразу же после приземления «Союза-12». Космонавтам задавали много вопросов, их откровения воспринимались неоднозначно, фирмами старались приглушить претензии экипажа, окончательное решение принималось «за закрытой дверью».
Сборка «изделия» в монтажно-испытательном корпусе
В тот пасмурный вечер мы не говорили об этом. Василий хмурился, решая про себя задачу из высшей человеческой арифметики: доверять мне сокровенное или нет. Потом тронул за плечо:
— Ты не обижайся, после той госкомиссии я решил для себя — ни с кем не откровенничай. Иначе второй раз не полетишь...
— Выходит, существует запрет на факт? — попытался продолжить разговор.
— Я бы так не сказал, — возразил Лазарев. — Произошло смещение в оценках. К сожалению, работе космонавтов на орбите до сих пор уделяется гораздо меньше внимания, чем самому факту их пребывания на орбите. Еще в конце 60-х годов было принято решение, по которому нас разделили на испытателей и исследователей. Первые — постоянный отряд специалистов по управлению и бортовым системам кораблей и станций, вторые же — научные работники, командируемые в космос для проведения исследований. Оно, как и многие другие решения тех времен, осталось лишь на бумаге. Каждый полет — это испытание. А коль так, нужен глубокий анализ поведения сложнейшей техники, для настоящих и будущих полетов.
Он надолго задумался.
Станция «Алмаз», с которой начинались «Салюты»
— Странная складывается ситуация: для одних полет скорее эпизод, поскольку после возвращения тебя ожидает слава, внимание, разные почести. Другое дело, что после полета возникает вопрос: как жить дальше, чем заниматься? От него не уйдешь. Начинаешь готовиться к новым полетам, но такой шанс есть не у каждого. Я надеюсь, что мой главный полет еще впереди. Длительный, на станцию...
Я слушал его суждения и мне открывался совсем иной мир человеческих помыслов и страстей.
— Программа полета — это то, что задумывается, что хочется получить. Порой же складываются весьма неожиданные ситуации. Решать их надо мгновенно. Ошибешься — не поправишь. Все очень скоротечно.
— Неужели не страшно? — не удержался от вопроса.
— Конечно, страшно, — признался он простодушно. — Но это совсем иной страх...
— Прости, Вася, но разве все это стоит нервов, здоровья, жизни? Или так хорошо платят, что можно и рискнуть?
— Он усмехнулся: разговоров о нашей зарплате много, только все это от лукавого, сплетни. Платят не намного больше, чем другим.
Когда корабль возвращается, первыми к нему подходят только спасатели
