Типы ядерных ударов

Типы ядерных ударов можно классифицировать по двум критериям:

 по характеру удара: первый, ответный;

 по типу поражаемых целей: контрсиловой, контрценностный.

Всего получается четыре типа ядерных ударов: первый контрсиловой, ответный контрсиловой, первый контрценностный, ответный контрценностный.

Контрсиловой/контрценностный удар. Изначально термин стратегические бомбардировки понимался как поражение гражданских объектов (жилых районов городов, невоенной промышленности и т.д.). Потом поражение этих целей ядерными средствами стали называть контрценностным.

Долгое время основными предполагаемыми объектами поражения ядерными средствами оставались именно гражданские цели. Однако при накоплении значительных арсеналов ЯО, но еще до отказа от политики приобретения преимуществ военного и политического характера за счет больших возможностей в ядерной сфере, стороны, прежде всего американцы, начали искать пути достижения этого. Результатом такой работы стал переход к контрсиловой концепции нацеливания. Это позволяло решить в конфликте ряд задач: во-первых, вывести из строя часть средств противника на его территории, и тем самым минимизировать ущерб для себя; во-вторых, создать базу для ведения ограниченной, эскалационно подконтрольной ядерной войны. Такое видение соответствовало логике развития ядерной стратегии и вело к дальнейшей гонке ядерных вооружений. Однако когда пришло осознание, что накопленные ядерные арсеналы не позволяют эффективно решать контрсиловые задачи, стороны перешли к иной политике – борьбе со своими ядерными арсеналами, которая преследовала только одну цель, легко выражаемую словами «лишь бы не было войны». При этом бравады продолжались, и публично концепция контрсиловго нацеливания сохранялась. Контрценностную концепцию нацеливания все больше начинают критиковать с гуманистических позиций. Ряд специалистов высказывается в том плане, что разделить контрсиловое и контрценностное поражение нельзя, так как первое без второго не реально.

Зацикленность на гуманистических аспектах и отход от реального ядерного сдерживания не позволяли большинству экспертов рационально подойти к определению роли контрценностного поражения.

Первый удар. Обычно разделяют два понятия: первый удар и применение ЯО первыми. Предполагается, что первый удар может быть и неядерным, то есть под ним подразумевают неядерную агрессию. Есть еще один термин – превентивный ядерный удар, его употребление не устоялось. Можно предположить, что он наносится до развязывания обычной войны, а можно, что и после. Этот термин похож с термином первый ядерный удар. Для их разведения, автор предлагает описывать ими различные ситуации. Превентивный ядерный удар – ядерная агрессия, а не ответные действия. Первый ядерный удар – ответные ядерные действия на неядерные действия противника.

Уже много лет идет дискуссия по проблеме применения первыми ЯО. У этого вопроса большая история. Так, например, США никогда не отказывались от своего права на применение ЯО первыми. Советский Союз и страны ОВД в 1982 году взяли на себя односторонние добровольные обязательства о неприменении ЯО первыми. В 1993 году Россия отказалась от этого обязательства. Некоторые специалисты считают, что Советский Союз и раньше готов был применить ЯО первым – «просто советские генералы не информировали об этом политбюро».

Вопрос о порядке применения ЯО является частным вопросом ядерной политики. То, какие обязательства в этой области готова взять на себя страна, зависит от характеристик ее ядерной политики. В условиях холодной войны, когда сложилась особая модель ядерного сдерживания, в которой ЯО было лишено военной составляющей, вопрос о применении первыми становился малозначимым, и наиболее рациональное его решение состояло в принятии односторонних обязательств.

При проведении политики сдерживания, в основе которой лежат военные возможности ЯО и вероятность его применения, решение более сложное. Но все равно оно зависит от деталей политики. Если предполагается сдерживание только ядерного нападения, то можно принять обязательство о неприменении первыми. Если задача состоит в сдерживании любой агрессии, то принимать такое обязательство нельзя.

В целом можно констатировать, что при принятии обязательств, ограничивающих право нанесения превентивного, или первого удара, снижаются возможности по трансформации ЯО из военного во внешнеполитический ресурс. Значит, если ставиться задача максимизировать эти возможности, то необходим минимальный объем обязательств. В этом смысле можно согласиться с генералом армии Махмутом Гареевым: «Решимость о готовности первыми применить ядерное оружие в ответ на любую агрессию делает ядерное оружие наиболее эффективным как с точки зрения предупреждения потенциального агрессора, так и по надежности его применения».

Активную кампанию в западных экспертных кругах, направленную на отказ от политики применения ЯО первыми, можно рассматривать с двух углов зрения. Во-первых, в рамках концепции сдерживания периода холодной войны, когда главным было не дать вспыхнуть ядерной войне (стороны боялись ЯО, в том числе и своего, больше, чем противника), усилия направленные на минимизацию вероятности начала ядерной войны, представляются оправданными. Во-вторых, американцы, обладающие подавляющим превосходством над любой страной и любой коалицией в мире по конвенциональным вооружениям, становятся объективно заинтересованы в максимальном выводе ЯО из арсенала активных военных, а стало быть политических, ресурсов, что расширяет их возможности по проецированию силы с применением обычных вооружений.

Ответный удар. Ответный удар принято разделять на собственно ОУ и ОВУ. Выбор вида ответного удара зависит от особенностей и задач проводимой политики. У каждого из этих типов ударов есть свои преимущества и недостатки.

ОВУ. Концепция ОВУ предполагает быстрое нанесение ответного ядерного удара на основе данных СПРН. Преимущества этого подхода состоят в том, что задействуется большая часть ядерного потенциала (то есть обеспечивается доставка большего количества боезарядов на объекты противника). Однако в концепции ОВУ заложена сложная психологическая проблема: отсутствие гарантий; отсутствие права на ошибку, права не принять решение о применении ЯО при наличии сомнений.

ОУ. Концепция ОУ предполагает нанесение ответного удара только после точного установления факта нанесения удара. К недостаткам этой концепции относят снижение количества боезарядов, которые будут доставлены на объекты противника. Достоинство ОУ в отсутствии изложенной выше психологической проблемы: после установления реального факта ядерного нападения решение на осуществление ядерного возмездия может считаться оправданным.

Это традиционный подход времен холодной войны. В его основе лежит предположение, что противник способен нанести эффективный контрсиловой превентивный (первый) удар. В случае отсутствия возможности нанесения эффективного контрсилового удара картина выглядит несколько иначе: исчезают преимущества ОВУ в сравнении с ОУ и недостатки ОУ в сравнении с ОВУ. И по критерию стабильности более привлекательным становится ОУ.

Таким образом, при определении типа удара, закладываемого в ядерную политику, решающее значение имеет возможность противника нанести эффективный контрсиловой удар.

Противоракетная оборона

Логика ядерного противостояния привела СССР и США к осознанию необходимости ограничения оборонительных средств для предотвращения ядерного нападения.

Первоначально обе стороны приоритетное внимание уделяли развитию наступательных вооружений. В середине шестидесятых годов обратили внимание на оборонную сферу. Первым это сделал СССР, начавший во второй половине шестидесятых годов реализацию планов по модернизации систем обороны воздушного пространства вокруг столицы с приданием ей не только функций ПВО, но и способности ПРО. Были планы создания в перспективе и общенациональной системы ПРО. К концу шестидесятых годов активизировались в этом вопросе США, развернувшие широкие исследовательские программы создания противоракетных систем, в том числе и на территории всей страны.

К началу семидесятых годов наметилась тенденция создания дополнительного соревновательного поля в ядерной сфере – создание систем ПРО. Вместе с тем пришло и осознание того, что претворение в жизнь планов сторон в этой сфере может привести к нивелированию сдерживающей функции ЯО и, как следствие, к обострению противостояния.

В результате в 1972 году был подписан договор по ПРО. Он запрещал создание систем противоракетной обороны всей страны, но разрешал создание двух районов обороны против стратегических ракет. В 1974 году в ходе визита в СССР президента США Ричарда Никсона был подписан протокол, ставший составной частью договора 1972 года, в котором количество разрешенных районов стратегической обороны сокращалось до одного. Еще одно уточнение в договор было внесено в 1979 году с принятием протокола, по которому стратегическими считались только системы, испытанные как таковые. По договору 1972 года в разряд стратегических могли быть отнесены все системы ПРО, в принципе способные сбивать стратегические ракеты.

Договор по ПРО лигитимизировал в международно-правовом плане превалирование ядерных наступательных средств над средствами обороны против СНВ. Это отражало философскую установку на изменение отношений между категориями обороны и нападения в ядерную эпоху. Родоначальниками этой концепции были отечественные специалисты. Сейчас можно спорить о том, пошел ли Советский Союз на заключение договора по ПРО, потому что США догнали к концу шестидесятых – началу семидесятых годов Советский Союз в сфере ПРО, или потому что СССР следовал неким концептуальным установкам в этом вопросе. Однако фактом остается то, что Советский Союз последовательно отстаивал концепцию изменения баланса наступления и обороны в ядерную эпоху.

Бывший заместитель начальника Генерального Штаба и бывший первый заместитель министра иностранных дел, Ахромеев и Корниенко, соответственно, отмечали в одной из своих работ, что в ядерный век соотношение между обороной и нападением изменилось, и неразвертывание новых систем ПРО (то есть полное соблюдение договора 1972 года) является основополагающим фактором поддержания стратегической стабильности.

На Западе к этой формуле относились по-разному. Были те, кто ее поддерживал. Среди противников ПРО (СОИ) на Западе были и такие, кто считал развитие этих программ делом пустым не потому, что они подрывали логику и основы ядерного сдерживания, а потому, что сама идея казалась им неосуществимой технически.

Противники такой постановки вопроса о соотношении нападения и обороны в своих рассуждениях исходили из двух различных посылок, на основании чего их можно условно разделить на две группы. Однако их объединяет традиционный подход к соотношению наступления и обороны в ядерный век: развитие оборонительных возможностей ведет к большей безопасности как отдельной страны, так и мира в целом. Предпосылки такой логики можно найти еще в ранних работах Генри Киссинджера. Например, он писал: «В век баллистических снарядов известная способность общества выдержать серьезное нападение будет становиться все более сдерживающим фактором».

К первой группе относятся те, кто считал, что ядерная война по различным причинам, в том числе и противоречащим воле противостоящих сторон, в принципе возможна. А если это так, то необходимо иметь максимум средств для минимизации последствий войны, с одной стороны, и по расширению способности ведения ядерной войны, с другой (в английском варианте последнее обозначается как warfighting capability). Соответственно система стратегической ПРО позволяла расширить и способность ведения ядерной войны, так как увеличивала шансы по достижению победы, и позволяла, по крайней мере в теории, минимизировать последствия обмена ядерными ударами для стороны, имеющей стратегическую ПРО.

О том, насколько такая точка зрения обоснована, можно спорить. Прежде всего необходимо учитывать, что все дискуссии о последствиях ядерного обмена и предположения о возможности или невозможности достижения победы в ядерной войне строятся на основе не просто недостатка, а практически полного отсутствия эмпирических данных. Специалисты оперируют результатами моделирования обмена ядерными ударами и данными о разрушительной силе ядерных зарядов. По некоторым данным 200–300 ядерных зарядов может быть достаточно для нанесения какой-то из двух крупнейших ядерных держав ущерба, который отбросит их на уровень развития беднейших стран Африки. Так же есть оценки, что система стратегической обороны, основанная на современных технологиях, способна обеспечить уровень поражения стратегических носителей, не превышающий 50%. При использовании этих данных, с учетом имевшихся у двух сторон ядерных БГ на стратегических носителях, получается, что каждая из сторон была способна доставить на территорию противника как минимум четыре тысячи боезарядов мегатонного класса. То есть это количество, которое в 15–20 раз превышает приводившийся уровень, необходимый для нанесения ущерба, сопоставляемого с возвращением каждой из сторон на уровень развития беднейших стран Африки. Конечно, здесь необходимо учитывать закон малых чисел, согласно которому относительный ущерб, наносимый каждым следующим боезарядом, меньше, чем ущерб от предыдущего заряда: по мере увеличения уровня разрушений каждый следующий удар добавляет в процентном отношении все меньше. По этому нельзя, автоматически подсчитав уровень лишних зарядов, составляющий в количественном отношении двадцатикратное превышение заданного уровня, автоматически перенести этот показатель на уровень ущерба и сказать, что стороны могли бы 20 раз отбросить друг друга на уровень беднейших стран Африки, или на уровень в двадцать раз худший, чем у беднейших стран.

Однако приводившиеся данные позволяют выразить сомнения в том, что стратегическая система ПРО в значительной степени минимизировала бы уровень ущерба для страны, ей владеющей. Значит, незначительно были бы расширены возможности по достижению победы в ядерной войне.

Другие сторонники ПРО считали, что стратегическая система обороны, наоборот, будет способствовать не приобретению дополнительных возможностей ведения ядерной войны, а ликвидации этих возможностей, что приведет к установлению прочного мира и отсутствию предпосылок для развязывания стратегической ядерной войны. Сторонником такой точки зрения был, в частности, Рональд Рейган. На такой теоретической посылке была основана его идея СОИ.

Сейчас еще нельзя точно сказать, насколько серьезной была опция СОИ сама по себе. Необходимо изучение архивных данных, особенно материалов спецслужб США, которые еще долгое время останутся недоступными. В последние годы все большую популярность в среде ученых приобретает точка зрения, что СОИ была операцией американской разведки по экономическому истощению Советского Союза. По некоторым данным подобная же точка зрения высказывалась и в первой половине восьмидесятых годов некоторыми отечественными специалистами, например вице-президентом АН СССР Евгением Велиховым.

Даже если в практическом плане программа СОИ была дезинформацией для втягивания СССР в непосильное для него соревнование, что впрочем пока не доказано (факт провала планов СОИ нельзя рассматривать как доказательство), то все равно представляет интерес концептуально-теоретическое обоснование этой программы, так как оно представляет из себя попытку связать наращивание оборонительных возможностей против СНВ и ядерное разоружение.

Суть идеи заключалась в том, что за время соревнования в ядерной сфере стороны накопили арсеналы, позволяющие им неоднократно друг друга уничтожить. Говорить о полной безопасности в ядерный век нельзя, поскольку хотя бы минимальная опасность ядерной войны будет существовать до тех пор, пока существуют сами ядерные вооружения. Нестабильность отношений двух стран приводит к повышению вероятности ядерной войны в отдельные периоды времени. На основе этого предлагался выход в виде создания эффективных систем защиты против СНВ в виде СОИ. Причем президент Рейган предлагал создание такой системы не только для США, но и для СССР. При создании таких систем сдерживающая роль ЯО была бы нивелирована. Сам Рональд Рейган изложил это следующим образом в речи 23 марта 1983 года: «До сих пор мы поддерживали международную стабильность с помощью угрозы возмездия […] Разве не было бы лучше спасать жизнь людей вместо того, чтобы мстить за погибших?»

Советская сторона в то время расценивала предложения американского президента как опасный курс обострения двусторонних отношений через получение односторонних преимуществ в области стратегических вооружений над СССР. Инициативу Рейгана по передаче СССР технологий стратегической ПРО в Москве рассматривали как пропагандистское заявление. Для этого у Советского Союза были основания, поскольку одновременно с развитием оборонной составляющей США проводили и программу модернизации СНВ.

Идея достижения целей разоружения через развитие эффективных систем ПРО не лишена смысла. Но только при соблюдении двух принципов: взаимности обладания такими системами, их высокой эффективности. В остальных случаях попытки приобретения ПРО следует рассматривать как нарушение стратегической стабильности и подрыв политики сдерживания.

Нью-йоркские соглашения и перспективы сохранения договора по ПРО. В Нью-Йорке 26 сентября 1997 года пятью сторонами (Россия, США, Украина, Белоруссия и Казахстан) был подписан пакет соглашений относительно договора по противоракетной обороне (ПРО), который включает в себя «Меморандум о договоренности в связи с договором между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки об ограничении систем противоракетной обороны от 26 мая 1972 года», «Соглашение о мерах укрепления доверия в отношении систем борьбы с баллистическими ракетами, не являющимися стратегическими баллистическими ракетами», «Совместное заявление относительно ежегодного обмена информацией о состоянии планов и программ в отношении систем борьбы с баллистическими ракетами, не являющимися стратегическими баллистическими ракетами», «Положение о постоянной консультативной комиссии». Кроме этого, были приняты два согласованных заявления в связи с договором между СССР и США об ограничении систем ПРО, два общих понимания к этим заявлениям и заявления каждой из сторон о планах в отношении систем борьбы с баллистическими ракетами, не являющимися стратегическими баллистическими ракетами.

Принятые документы широко освещались отечественными и зарубежными СМИ. Анализ публикуемых комментариев показывает, что основное внимание в них уделяется установленным критериям разграничения стратегических и тактических систем ПРО, что не отражает в полной мере всего объема принятого пакета соглашений и его влияние на будущее договора по ПРО.

Критерии разграничения систем ПРО, заложенные в подписанных документах, были согласованы на Хельсинской встрече президентов России и США. Тогда же американская сторона заявила, что все ее нынешние программы в области ПРО укладываются в согласованные критерии. Российская сторона ответила, что это надо решать не каждой стороне, а совместно в рамках консультативной комиссии. Это характеризует подход американской стороны к достигнутым договоренностям, США с самого начала неохотно шли на переговоры по разграничению систем ПРО.

США изначально настаивали на принятии поправок к договору по ПРО, а российская сторона считала, что переговоров собственно по договору быть не может, а значит и поправок к нему. В результате Россия согласилась на американскую формулу. Последствия этого шага пока оценить трудно, но несомненно, что внесение поправок в договор, который, как говориться в одном из подписанных в Нью-Йорке документов, является «краеугольным камнем стратегической стабильности», может иметь долгосрочные и неблагоприятные последствия для РФ.

Платой за уступку в вопросе об оформлении изменений (уточнений) в договоре со стороны США было согласие на расширение состава его участников за счет присоединения к нему Украины, Белоруссии и Казахстана в качестве государств-правоприемников бывшего СССР, хотя американский Сенат выступал резко против этого, и при принятии решения о фланговых ограничениях договора об обычный вооружениях в Европе даже пытался увязать эти два вопроса.

В основе идеи расширения состава участников лежит предположение, что в этом случае в него труднее вносить изменения, что должно быть выгодно российской стороне. Это справедливо в условиях действия правила консенсуса, которое предусмотрено для принятия решений в рамках постоянной консультативной комиссии.

С одной стороны, за счет расширения состава участников усложняется процесс внесения дальнейших изменений в договор, но, с другой, – возможно, РФ должна будет оплачивать нужную позицию этих государств. США же, обладающие большими по сравнению с РФ возможностями по оплате добрых услуг, получают возможность в случае необходимости оставить РФ в рамках консультативной комиссии в меньшинстве, что не будет иметь непосредственного значения для будущего договора, но, скорее всего, отрицательно скажется на информационно- пропагандистском обеспечении российской позиции.

В подписанных документах говориться, что государства-правоприемники СССР будут иметь лишь один район размещения системы ПРО. Сейчас это Москва. Однако ничто не мешает новым сторонам договора потребовать пересмотра данного положения в их пользу. К тому же, поскольку данное положение является теперь частью договора, в случае поднятия этого вопроса какой-то из сторон, он будет рассматриваться в рамках постоянной консультативной комиссии, то есть с участием США.

В случае создания только ПРО ТВД США не будут иметь никаких ограничений. В подписанных соглашениях предусматривается неиспользование систем ПРО для борьбы с нестратегическими баллистическими ракетами другой стороны. Меры по обеспечению этого сводятся к обмену информацией по соответствующим программам как в области создания противоракет, так и в области разработки новых баллистических ракет и боеголовок. Однако наличие такой информации не означает, что она будет использована для непридания системе ПРО способности поражать баллистические стратегические ракеты другой стороны, а не наоборот.

Если США станут создавать и ПРО ТВД и стратегическую ПРО, то в новых условиях им будет легче сделать это без выхода из договора. Договор по ПРО приобрел особое значение в международных отношения и был широко распропагандирован в общественном мнении. В результате выход из договора фактически означает провоцирование неблагоприятной реакции общества и обвинений в милитаризме. Кроме этого, учитывая особую чуткость России в этом вопросе, в случае грубого его нарушения можно ожидать и резкой российской реакции. Модификация же договора дает возможность приспособить его к задачам военного планирования, избежав при этом приводившиеся выше трудности. Пока договор удалось приспособить лишь к планам создания ПРО ТВД. Однако начавшийся процесс внесения поправок (уточнений) и расширения состава участников при одновременном оформлении правил их взаимодействия в данном вопросе позволяют говорить о том, что заложены основы для дальнейшей модификации договора, то есть для приведения его в соответствие с планами военного строительства без провоцирования нежелательных последствий.

Вызывает сомнения сам принцип подгона существующего договора под конкретные военные планы, поскольку международно-правовые ограничения в области вооружений создаются для того, чтобы определенные военные мероприятия были не осуществимы. Если складываются условия, когда некоторая часть военных планов перестает признаваться опасной и неблагоприятной для сохранения стратегической стабильности, то необходим кардинальный пересмотр соглашения. В обоих случаях необходимо совпадение принципиальных позиций сторон. В настоящее время этого не наблюдается.

США выражают детерминированность в вопросе создания ПРО, но не готовы пойти на открытый выход из договора. Россия тоже заинтересована в создании ПРО ТВД, резко возражая против строительства стратегических систем ПРО территории страны. Но Россия не располагает эффективными механизмами предотвращения развала договора по ПРО и поэтому вынуждена идти на принятие мягких путей развала договора, сохраняя тем самым лицо и избегая резкого обострения отношений с США. Таким образом, РФ имитирует поддержание стратегической стабильности.

В апреле 1998 года президент внес на ратификацию в Госдуму четыре документа из пакета по ПРО, согласованного 26 сентября 1997 года:

 Меморандум о договоренности в связи с Договором между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки об ограничении систем противоракетной обороны от 26 мая 1972 года, подписанный в Нью-Йорке 26 сентября 1997 года.

 Первое согласованное заявление в связи с Договором между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки об ограничении систем противоракетной обороны от 26 мая 1972 года, подписанное в Нью-Йорке 26 сентября 1997 года.

 Второе согласованное заявление в связи с Договором между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки об ограничении систем противоракетной обороны от 26 мая 1972 года, подписанное в Нью-Йорке 26 сентября 1997 года.

 Соглашение о мерах укрепления доверия в отношении систем борьбы с баллистическими ракетами, не являющимися стратегическими баллистическими ракетами, подписанное в Нью-Йорке 26 сентября 1997 года.

Согласно распоряжению президента РФ ответственными за ратификацию этих документов были назначены первый заместитель министра иностранных дел РФ Игорь Иванов и начальник Генерального штаба ВС РФ Анатолий Квашнин. Работа по подготовке пакета договоренностей по ПРО идет неактивно. В комитете Госдумы по международным делам его практически не рассматривали. Ставка делается на то, что, если депутаты ратифицируют договор СНВ-2, то ратифицируют и соглашения по ПРО. Такая логика представляется достаточно сомнительной, поскольку именно соглашения в области ограничения систем ПРО заложили основы политики сдерживания. И в этом смысле договоренности по ПРО первичнее договоренностей по сокращению СНВ.

Открытие информации по ядерным арсеналам (транспарентность)

В последние десять лет появилось много информации по ядерным вооружениям двух стран – США и России. Предпосылкой для этого стало развитие переговорного процесса по ядерным вооружениям. Договоры о сокращениях ядерных вооружений, начиная с договора о ликвидации РСМД, сопровождали открытые протоколы о количестве, основных ТТХ и дислокации ядерных средств, являющихся предметом переговоров.

По мере развития разоруженческого процесса стали появляться новые идеи в области транспарентности ядерных сил двух стран. Они, по сути, перекликаются с подобными же предложениями в области конвенциональных вооружений. Связь мер доверия в ядерной и конвенциональной сферах подчеркивается сторонниками подобных предложений. Появлялись предложения о большей открытости ядерной стратегии и политики каждой страны, введении мер доверия в области ядерных вооружений. Такая логика ранее использовалась для осуществления подобных мер в отношении обычных вооружений и вооруженных сил. Предполагается, что чем больше у каждой из сторон информации не только о ядерных силах противной стороны (количество и ТТХ носителей и боеголовок, расположение баз), но и о ее ядерной политике, а также оперативных планах, тем меньше вероятность возникновения ядерной войны.

Основным в развитии транспарентсности стало направление создания механизмов мер доверия. В чем суть мер доверия? Во время переговоров об обычных вооружениях в Европе возникла идея, что предотвратить внезапное нападение противника можно, если лишить его фактора внезапности. Внезапность – один из основных постулатов тактики в военном искусстве двух стран, и он имел важное значение. Общим было мнение, что без обеспечения внезапности проведение успешной военной операции невозможно. Для того чтобы лишить противника внезапности, необходимо обязать его предоставлять информацию об учениях и маневрах, переброске войск и техники, передислокации личного состава и вооружений, сосредоточении средств и сил и т.д., то есть о военной активности. Чем больший объем военной активности охвачен мерами доверия, тем меньше вероятность нападения: обеспечить агрессию при соблюдении глубоких мер доверия практически невозможно.

Эту же логическую посылку стали применять в случае с ЯО. Одна из основ ядерного соревнования времен холодной войны – стремление к приобретению возможностей для обезоруживающего ядерного удара. Таковым мог быть только внезапный удар. Значит, для снижения вероятности начала ядерной войны необходимо нейтрализовать фактор внезапности. Каким образом? Почему бы не так же, как в случае с обычными вооружениями? Стремление, прежде всего американцев, к получению максимума информации о ядерных силах России проявилось в договоре СНВ-1. Нужны были данные в первую очередь о ЯО, не находящемся постоянно в поле зрения средств наблюдения и слежения (мобильные ракетные комплексы – SS-25, SS-24). По СНВ-1 SS-24 были поставлены на прикол в оговоренных местах, а SS-25 ограничены по районам несения боевого дежурства.

Проблема предотвращения внезапности нападения имеет и другой аспект. Появилась идея не только исключить собственно внезапность, но и максимально увеличить время, необходимое для нанесения ядерного удара. Меры доверия стали сводиться в основном к деактивации ЯО.

Есть два направления этой работы:

1. Снятие полетных заданий (ненацеливание).

2. Собственно деактивация (отстыковка ядерных боеголовок от носителей и отдельное их складирование, удаленность мест складирования от средств доставки).

Ненацеливание. Был заключен ряд соглашений о ненацеливании:

 первое соглашение о ненацеливании было заключено между Россией и США в 1994 году. В нем речь шла о том, что полетные задания с ракет, нацеленных друг на друга снимаются;

 через четыре месяца на встрече в верхах было достигнуто аналогичное соглашение с Китаем;

 27 мая 1997 года на церемонии подписания Основополагающего акта «Россия–НАТО» президент РФ заявил о снятии боеголовок с ядерных средств России, нацеленных на страны НАТО. В тот же день пресс-секретарь Бориса Ельцина и министр иностранных дел дали дополнительные разъяснения, из которых следовало, что президент имел в виду следующее: с этих ядерных средств снимаются полетные задания, отстыковка боеголовок произойдет на взаимной основе, если будут достигнуты такие договоренности;

 во время встречи восьмерки в Денвере, 20 июня 1997 года, Борис Ельцин, встречаясь с премьер-министром Японии, заявил о том, что российское ЯО не будет больше нацелено на Японию. Пресс-секретарь президента Сергей Ястержембский пояснил, что формальное решение пока не принято, но после заявления президента оно последует.

Решения о ненацеливании носят во многом символический характер, поскольку по мнению большинства специалистов полетные задания могут быть возвращены в ракеты за несколько минут. Некоторые предполагают, что речь идет даже о десятках секунд.

Несмотря на свой символический характер, подобные шаги хорошо воспринимаются мировым сообществом и поэтому вполне могут пополнить арсенал пропагандистских средств.

С точки зрения реальной ядерной политики они бесполезны. Попытка учета фактора ненацеливания при составлении военных планов приводит к традиционному противоречию между средствами (потенциалом) и намерениями. В большинстве случаев подобная дилемма решается в пользу последнего: фактор ненацеливания просто не учитывается.

Деактивация. Пока эти меры не получили широкого распространения. Они зафиксированы только в письмах руководителей внешнеполитических ведомств России и США. На встрече в верхах в Хельсинки президенты России и США договорились о продлении периода сокращений по СНВ-2 до 2007 года. Но одновременно согласились, что с тех ядерных средств, которые должны были быть уничтожены к 2003 году будут сняты БГ. Эти договоренности были оформлены письмами министра иностранных дел России и госсекретаря США.

Меры по деактивации реально снижают уровень боеготовности ЯО (речь пока идет в основном о МБР). С одной стороны, эти меры можно расценивать положительно, но с другой, – они ставят вопросы, пока не получающие удовлетворительных ответов.

Боеготовность ЯО имела свои плюсы и свои минусы. С одной стороны, боеготовность повышала вероятность нанесения возмездия, с другой, – высокий уровень боеготовности (в сочетании с ожиданием контрсилового удара и опорой на ОВУ) снижал уровень стабильности в кризисных ситуациях. Кроме того, высокая боеготовность и необратимость решения о пуске снижали возможности по использованию ЯО в качестве активного внешнеполитического ресурса (как средства давления).

Транспарентность. В области количественных и качественных показателей (ТТХ) стратегических ядерных средств уровень транспарентности достаточно высокий. Есть предложения распространить открытость на ядерную политику, планы боевого применения и на данные о ядерной инфраструктуре, прежде всего системах управления ЯО.

Лучшей работой, в которой подводится теоретическое обоснование под идеи открытости в области управления ЯО, является книга Валерия Ярынича «Оценка гарантии». Можно согласиться с автором, что «каждая сторона, определив для себя достаточный уровень своего оборонительного потенциала, должна показать его другой стороне». И далее – «каждая сторона кровно заинтересована в том, чтобы добиться такой информированности другой стороны. Иначе фактор сдерживания просто не будет работать».

Проблемы открытости должны связываться с вопросом достоверности политики сдерживания. Сдерживание предполагает, что противник не пойдет на агрессию в силу возможных издержек от возмездия. Для оценки этого необходима информация о возможных последствиях. Во времена холодной войны, когда уровень неприемлемого ущерба перекрывался наличными ядерными средствами в разы (если не на порядок), объем открытой информации мог быть минимальным. Более того, неопределенность последствий становилась сама по себе сдерживающим фактором, поскольку предполагала невозможность точного расчета приобретений и издержек, заставляя при определении последнего фактора оперировать максимальными величинами. Это положительный момент неопределенности, он расширяет возможности маневра, в том числе и с использованием блефа в определенные моменты.

Однако возникает проблема достоверности (правдоподобности) проводимой политики: скрывать точные данные об объеме издержек выгодно, а данные о вероятности их нанесении нет. Чем выше уровень вероятности, тем больший сдерживающий эффект имеет даже немаксимальный уровень издержек. В условиях холодной войны достоверность не имела решающее значение, так как ущерб был сильно завышен. Зависимость здесь следующая: чем выше риск (издержки), тем меньший уровень его (их) достоверности достаточен для появления эффекта сдерживания. И наоборот, чем меньше риск, тем выше должен быть уровень достоверности. Значит, в условиях сокращений ЯО требования к достоверности возрастают пропорционально сокращениям, а возможно, и больше.

В то же время открытие информации для повышения достоверности может использоваться для принятия контрмер. Издержки подобного использования информации могут быть больше, чем положительные моменты увеличения достоверности – контрмеры могут снизить и уровень риска и уровень достоверности.

Преимущества и недостатки различных ядерных средств

В определенный момент в экспертной среде обострилась дискуссия о возможности перехода к ядерной диаде, что стимулировало спор о преимуществах и недостатках различных компонентов ядерной триады.

С точки зрения автора, для объективной оценки необходимо использовать следующие критерии: уязвимость, стабильность в кризисных ситуациях, стоимость, боевую эффективность, потенциал использования в качестве внешнеполитического ресурса (средства давления).

 МБР

Уязвимость. МБР традиционно считается наиболее уязвимым. Однако совершенствование ШПУ привело к тому, что в настоящее время для поражения одной ШПУ необходимо как минимум две БГ. В условиях снижения общего количества БГ и перехода на моноблоки вероятность контрсилового удара снижается. Как результат, повышается живучесть ШПУ.

Мобильные РК обладают высокой живучестью с точки зрения их поражения ядерными средствами противника. Однако часть специалистов считает, что они могут подвергнуться нападению диверсионных групп, либо по ним может быть нанесен эффективный удар конвенциональным ВТО. Доминирующей является точка зрения высокой живучести мобильных РК.

Стабильность в кризисных ситуациях. Этот критерий зависит от двух показателей: от живучести ядерных средств и от типа ответного удара – ОУ или ОВУ. По критерию живучести, как уже было сказано, МБР можно оценить достаточно высоко. Что касается типа ответного удара, то в настоящее время в официальной позиции военных предусматривается возможность как ОУ, так и ОВУ. Это делает МБР немаксимально стабильными в кризисных ситуациях.

Стоимость. Из всей триады – это наименее затратный компонент. Из МБР самые дешевые – это шахтные МБР, мобильные на шоссейных платформах дороже железнодорожных.

Боевая эффективность. Этот критерий определяется на основе возможности нанесения неприемлемого ущерба в ответном ударе. Достаточно низкая уязвимость и постоянно высокая боеготовность МБР позволяют говорить о том, что они могут быть использованы для нанесения эффективного ответного удара, последствия которого можно считать неприемлемыми для любого рационального политика.

Потенциал использования в качестве средства давления. Потенциал МБР по этому показателю немаксимально высокий, что связанно с необратимостью решения о пуске ракеты. Таким образом, МБР может считаться эффективным военным ресурсом, но использование его как активного внешнеполитического ресурса ограниченно. Однако сама способность гарантировать стране вариант возмездия с нанесением неприемлемого ущерба повышает ставки государства, особенно на глобальном уровне, способствует повышению статусного уровня на мировой арене и т.д. Условно это можно назвать использованием в качестве пассивного внешнеполитического ресурса.

 БРПЛ

Уязвимость. Из всех ядерных средств БРПЛ считаются наименее уязвимыми. Попытки создать эффективную ПЛО пока не увенчались успехом, и активность на этом направлении была значительного снижена. В то же время в надводном положении подлодки уязвимы, особенно если они находятся у причалов. Считается, что их уязвимость резко возрастает после проведения пусков БРПЛ.

Стабильность в кризисных ситуациях. Традиционно считается, что по этому показателю БРПЛ тоже лидируют. Подлодки должны пережить первые ядерные удары, и с них пойдет вторая волна обмена ядерными ударами. Это предполагает высокую стабильность в кризисных ситуациях.

Стоимость. По этому критерию БРПЛ также впереди за счет расходов на эксплуатацию РПК.

Боевая эффективность. Примерно такая же, как и у МБР.

Потенциал использования в качестве средства давления. Примерно такой же, как и у МБР.

 ТБ

Уязвимость. ТБ уязвимы на земле. Если их удается вывести из-под удара, то даже при контрсиловом ударе они малоуязвимы. В условиях низкой вероятности контрсилового удара по этому показателю они практически уравниваются с МБР и БРПЛ.

Стабильность в кризисных ситуациях. Если у остальных средств этот фактор напрямую связан с их уязвимостью, то здесь нет. В случае с МБР и БРПЛ для вывода их из-под удара при предполагаемой уязвимости необходимо произвести необратимые пуски ракет, что резко снижает стабильность в кризисных ситуациях. В случае с ТБ этого не происходит, поскольку решение об их поднятии в воздух обратимо. Таким образом, ТБ обладают высоким уровнем стабильности в кризисных ситуациях вне зависимости от степени вероятности контрсилового удара.

Стоимость. Это затратные средства как на стадии разработки и производства, так и на стадии эксплуатации.

Боевая эффективность. На стратегическом уровне невысокая в силу долгого подлетного времени и уязвимости для систем ПВО. Предполагаемые объекты могут находиться на расстояниях, которые не позволят поражать их КРВБ, выпускаемыми до входа в зону действия систем ПВО. На региональном уровне высокая в случае использования КРВБ и дистанционного их пуска без входа в зону действия ПВО.

Потенциал использования в качестве средства давления. На стратегическом уровне не очень высокий по тем же причинам, которые ограничивают на этом уровне боевую эффективность ТБ. Однако на региональном уровне высокий – есть возможность демонстрационного поднятия самолетов в воздух. Эффект этой меры подкрепляется предполагаемой высокой эффективностью этих средств на региональном уровне.

Глава II. ЯДЕРНЫЕ СИЛЫ И ЯДЕРНАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ

Ядерное оружие в документах военного планирования

В Российской Федерации было принято несколько документов, в которых должна была быть изложена система официальных взглядов власти на комплекс вопросов, относящихся к ЯО, и его роли для обеспечения национальной безопасности РФ.

Внешнеполитическая концепция была опубликована в январе 1993 года. Тот факт, что документ, призванный изложить основы и принципы внешнеполитического курса новой России, появился спустя год после распада Советского Союза, говорит о многом. К тому же документ стал по признанию даже тех, кто принимал непосредственное участие в его составлении, компромиссным документом.

Военная доктрина увидела свет в том же году, что и первый документ. Разработка военной доктрины сопровождалась спорами по поводу самого термина военная доктрина. Большая часть военных специалистов сошлась на том, что военная доктрина – это «система официально принятых основополагающих взглядов на предотвращение войны, оборонное строительство, подготовку страны и Вооруженных сил к защите Отечества, а также способы подготовки и ведения вооруженной борьбы по отражению агрессии».

Дискуссии развернулись и о ядерной составляющей военной доктрины. В том смысле, в котором военная доктрина стала пониматься, она подразумевает изложение взглядов государства на использование имеющихся военных ресурсов для достижения политических целей. Значит, речь должна идти о всех военных ресурсах. Однако ряд специалистов, в том числе и из числа крупных военачальников, предлагали исключить упоминание о ЯО, ядерной войне и ее характере из военной доктрины. В результате формулировки о ЯО в доктрине получились нечеткими, за исключением революционного для отечественной официальной позиции положения о возможности применения ЯО первыми, в интересах обороны. Можно согласиться с тем, что в ««Основных положениях военной доктрины» отсутствуют в необходимом объеме конкретные принципы и положения по ядерной военной стратегии России». Конкретизации ЯО как СЯС и ТЯО в документе нет. Поэтому в нем остается нераскрытым подход политического и военного руководства страны к использованию ЯО на стратегическом (СЯС) и нестратегическом (ТЯО) уровнях. Большинством экспертов ЯО в документе было воспринято как СЯС, что скорее всего правильно. Но тогда ТЯО полностью выпало из поля зрения разработчиков документа, так как в этом случае оно даже не является составной частью понятия ЯО.

Более трех лет активно ведется работа по созданию новой военной доктрины. Этот процесс затянулся как по объективным, так и по субъективным причинам. К первым можно отнести сложность внешнеполитического положения страны, неопределенность с состоянием военной реформы. Все это затрудняет выработку консенсуса в политической и военной элите, что необходимо для создания качественного стратегического документа – военной доктрины. Ко второму блоку сложностей относятся относительно частые перестановки в военном ведомстве в 1996–1997 годах.

После назначения на пост министра обороны Игоря Сергеева работа над военной доктриной активизировалась. Однако первоначально предполагавшиеся сроки завершения работы выдержать не удалось. Доктрина должна была быть готова к концу 1997 года. По всей видимости, тогда решили сосредоточиться на «Концепции национальной безопасности». Ожидания, что новая доктрина появится к концу 1998 года, также не оправдались.

«Концепция национальной безопасности». Попытки создать документ предпринимались неоднократно. Они были реализованы в мае 1997 года, когда соответствующий документ был одобрен Советом безопасности РФ под председательством президента России. Некоторое время спустя Концепция была отправлена на доработку. 17 декабре 1997 года президент России утвердил новый вариант «Концепции национальной безопасности». В этом документе нет разделов, специально посвященных ядерной политике, однако для ее анализа он представляется важным.

В «Концепции национальной безопасности» содержится четыре раздела. Основой структуры документа является определение:

 места РФ в мировом сообществе;

 ее интересов;

 угроз национальной безопасности;

 средств и методов обеспечения национальной безопасности.

В связи с тем, что военные угрозы и военные методы их парирования не выделены в отдельную часть концепции, то и упоминание о ЯО есть во всех частях концепции, за исключением второго (национальные интересы РФ).

ЯО и место России в мировом сообществе. В среде экспертов по военному и внешнеполитическому планированию уже сложился консенсус по вопросу о роли ЯО в обеспечении статуса РФ на мировой арене: ЯО отводится ключевая роль. Однако в столь открытом виде данное положение не было закреплено в концепции. Одной из причин этого, по нашим оценкам, является общая тональность документа. В нем постоянно проводится мысль о складывании многополярного мира, в котором уменьшается значение силовых факторов обеспечения безопасности. Данное положение является идейной основой российской внешней политики и оно должно было быть закреплено в концепции. В этой связи открыто фиксировать исключительную роль такого силового фактора как ЯО в качестве основного средства поддержания статуса РФ на мировой арене было нельзя.

Тем не менее уже в первой части концепции в косвенной форме зафиксировано положение об особой роли ЯО в обеспечении национальной безопасности страны. Это было сделано через выделение упоминания о ЯО при перечислении средств обеспечения национальной безопасности в отдельный параграф.

ЯО и угрозы национальной безопасности РФ. В концепции констатируется, что в настоящее время «угроза крупномасштабной агрессии против России практически отсутствует». В то же время в концепции указано несколько типов угроз, имеющих отношение к ЯО:

 Распространение ЯО. Данное положение содержалось практически во всех предыдущих проектах концепции и не представляет из себя ничего нового.

 Ядерный терроризм. Формулировка этой угрозы дана осторожно: «[…] расширяется спектр угроз, связанных с международным терроризмом, в том числе и с возможным использованием ядерного и других видов оружия массового уничтожения». Такая формулировка не позволяет сделать вывод о признании российскими властями вероятности использования ЯО сепаратистскими группировками на территории страны, поскольку отечественные группировки пока не подпадают под категорию международный терроризм. Одновременно признается возможность доступа террористов к ядерным зарядам или их компонентам. Страна, которая может обеспечить такой санкционированный/несанкционированный доступ, не конкретизируется.

 Приближение НАТО к российским границам в условиях сохранения у блока ЯО. Формулировка документа в этой части не конкретна. Но если строго следовать смыслу фразы, то получается, что в качестве угрозы рассматривается не само ЯО в арсенале военных средств блока. ЯО является одним из факторов опасности раскола континента, что может стать следствием расширения альянса. Из этого положения нельзя понять, рассматривается ли ЯО НАТО в качестве активного военного ресурса. Такая формулировка отражает продолжающиеся в отечественных военных и экспертных кругах споры об определении статуса и роли ЯО в современном мире.

ЯО и обеспечение национальной безопасности РФ. Общее положение об особой роли ЯО в обеспечении статусного уровня России на мировой арене и обеспечении национальной безопасности страны содержалось еще в первом разделе. В последней части документа (самой большой по объему) государственные взгляды на ЯО и ядерную политику конкретизируются.

В документе содержатся обязательства по приверженности России своим договорным обязательствам в ядерной сфере, а также стремление и в дальнейшем участвовать в переговорном процессе по сокращению вооружений.

Документ закладывает основы определения численного состава ядерной группировки страны, ее задач и способов использования.

Численный состав. Принципиально новым является положение об ориентации России на реалистическое сдерживание в своей военной политике. Реалистическое сдерживание противопоставляется принципу поддержания паритета в вооруженных силах и вооружениях. Хотя в документе нет конкретного указания на то, что это относится к ядерной сфере, тем не менее нет и обратного положения. В концепции применительно к термину паритет не используются никакие дополнительные определения (количественный, качественный, примерный и т.д.). Таким образом, зафиксирован отход от традиционного принципа паритета: в соответствии с концепцией численный состав ядерной группировки должен определятся не на основе стремления к поддержанию паритета, а на основе способности к реалистическому сдерживанию, базой которого является способность нанести заданный ущерб любому государству-агрессору или коалиции.

Задачи российского ЯО. Предписываемые российскому ЯО задачи можно разложить на несколько составляющих по следующим критериям:

 функциональному: задачей российского ЯО является нанесение заданного ущерба противнику;

 масштаба конфликта: в документе зафиксировано положение о том, что ЯО выполняет сдерживающую роль не только на глобальном (стратегическом) уровне, но и на региональном. Такая трактовка функций ЯО характерна для ракетной команды Игоря Сергеева. Кроме того, зафиксировано положение, что ядерное сдерживание имеет своей целью предотвращение как ядерной, так и обычной войны;

 по составу участников: ядерное сдерживание направлено на предотвращение агрессии против России как со стороны отдельного государства, так и со стороны коалиций. Также в концепции содержится упоминание о том, что ядерное сдерживание проводится в интересах осуществления союзнических обязательств. Сохранение такого положения в условиях фактического развала единого оборонного пространства и несоблюдения странами СНГ своих обязательств по Ташкентскому договору можно рассматривать как декларативное заявление, направленное скорее не на то, чтобы донести некоторые положения ядерной политики, а подчеркнуть заинтересованность России в поддержании своих позиций на пространстве бывшего СССР.

Способы использования ЯО. В концепции нет детализированных планов применения ЯО. Однако зафиксировано принципиальное положение – военное использование ЯО возможно. Это является отходом от пацифистских настроений в отношении ЯО, в соответствии с которыми ЯО не рассматривалось в качестве военного ресурса.

Документ свидетельствует о желании активизировать ЯО в качестве военного, а стало быть, и политического ресурса. В пользу этого говорит, в частности, подтверждение положения «Основ военной доктрины» от 1993 года в части сохранения за РФ права первого ядерного удара.

Такое положение не признак агрессивной или милитаристской политики. Оно отражает тенденцию расширения функциональных задач ЯО и обслуживает положение о ядерном сдерживании «обычной крупномасштабной или региональной войны».

В концепции заданы минимальные ограничители на применение ЯО. По сути, таковым является только определение «угрозы самому существованию Российской Федерации как независимого суверенного государства». Нет никаких ограничений на использование ЯО в отношении неядерных государств, что содержалось в «Основах военной доктрины» 1993 года. Одновременно есть положение о том, что «использование военной силы осуществляется на законном основании». Теоретически возможно широкое толкование этой фразы: включение в категорию законные основания международно-правовых обязательств России (российские негативные гарантии неядерным государствам), что означало бы расширение числа ограничений на использование ЯО.

Однако, по нашим оценкам, контекст употребления фразы законные основания свидетельствует о том, что она направлена не на постановку ограничителей для применения ЯО, а на лигитимизацию использования военной силы в случае необходимости. Положения концепции накладывают на Россию минимальные и чисто внутренние ограничители по использованию ЯО. Это в целом обслуживает тенденцию по активизации ЯО. Здесь есть определенное противоречие международно-правовым обязательствам России.

Поскольку возражений со стороны заинтересованных сторон на такое формулирование возможности применения РФ ЯО не последовало, то можно сказать, что поле маневра для формулирования базисных положений российской военной стратегии и доктрины расширено.

Россия не может в реальной военной политике придерживаться обязательства о неприменении ЯО в отношении неядерных государств, участников ДНЯО. Поэтому если не удастся легализовать отход от этих обязательств, то сама тенденция расширения функции ЯО изменена не будет, но конкретные положения по закреплению данной установки будут носить исключительно закрытый характер. В то же время в интересах обеспечения сдерживания необходимо доносить до вероятного противника часть реальных положений военной политики в части ядерного сдерживания. Значит, это придется делать через санкционированные утечки информации. При таком раскладе РФ может постоянно ощущать пропагандистское давление, что облегчит задачу по ядерному разоружению России. Открытая же часть военной политики в части ядерного сдерживания будет носить если не исключительно, то преимущественно декларативный характер.

Заседание Совета безопасности от 3 июля 1998 года. 3 июля 1998 года под председательством президента РФ Бориса Ельцина прошло заседание Совета безопасности, посвященное проблемам состояния и перспективам развития СЯС. На нем обсуждались проекты документов по рассматриваемой проблеме – указ президента, постановления правительства и пакет директив Генштаба. Все они имеют высшую степень секретности. Однако некоторые детали обсуждения стали известны после встречи министра обороны с председателями комитетов Госдумы по международным делам и обороне, на которой министр ознакомил их с итогами прошедшего заседания Совета безопасности. Из последовавшего за этим сообщения пресс-службы следует, что некоторые из итогов заседания были следующими:

1. СЯС России сохранят прежнюю трехвидовую структуру – триада.

2. Будет иметь место максимально возможное продление сроков эксплуатации РК наземного, морского и воздушного базирования.

3. Планируется последовательное сокращение номенклатуры ракетного вооружения.

4. Количественными ориентирами для состава группировки СЯС к 2010 году станут Хельсинские договоренности.

5. «Программа развития СЯС ориентирована на реально возможный уровень финансирования в пределах, которые не должны привести к ущербу, а тем более деградации сил общего назначения».

Заявление первого вице-премьера Юрия Маслюкова от 6 октября 1998 года. Основные положения его заявления сводятся к следующему: Россия не в состоянии содержать арсенал в несколько тысяч боеголовок, максимально возможный для нее уровень – несколько сот боеголовок; через семь-восемь лет на дежурстве не будет ни одной боеготовой ракеты, подлодки или ТБ, созданных во времена Советского Союза; необходима модернизация российского арсенала СЯС, которая бы включала в себя: первое – начиная с 2000 года производство 35–40 Тополей-М в год, второе – строительство до 2010 года семи РПК класса Юрий Долгорукий и третье – улучшение системы СБУ и СПРН.

Заявление Юрия Маслюкова противоречит решению Совета безопасности о выборе варианта максимального продления гарантийных сроков российских ядерных средств как основы поддержания российской группировки СЯС. В то же время оно развивает положение об отходе от принципа паритета в российской ядерной политики. Очевидно, что в течении семи-восеми лет не удастся договориться с США (а возможно, и другими членами ядерного клуба) о выходе на уровни в несколько сот ЯБЗ. Из заявления вице-премьера следует, что даже при условии выполнения его предложений по модернизации выход России на уровень более 1000 ЯБЗ не возможен.

Рассматривать заявление Юрия Маслюкова как новый вариант официальной российской позиции по развитию СЯС РФ нельзя. По всей видимости, по этому вопросу в политическом и военном руководстве, а также в ВПК, существуют различные точки зрения. Например, сам Юрий Маслюков месяц спустя после своего заявления (2 ноября) направил на имя Геннадия Селезнева (спикера Госдумы РФ) письмо, которое было посвящено проблеме ратификации СНВ-2. В письме, в частности, говорилось: «Морская и авиационная составляющие отечественных СЯС до 2015 года будут поддерживаться, в основном, за счет имеющихся средств. Их состав в этот период будет определяться нашими возможностями поддержания в боеготовом состоянии находящихся в эксплуатации вооружений». Это противоречит одному из положений его заявления от 6 октября 1998 года.

(продолжение следует)